class="p1">– И мы помирились, прикинь! – она захлёбывается от радости и впечатлений. – И я видела диких дельфинов, прямо в море! Мы с итальяшками вышли на яхте, а тут они! Я тебе покажу видос! И туфли вчера купила – абза-а-ац! За копейки! Цвет «пыльной розы», на каблучке! Еле лак подобрали под них – я же сделала себе нокоточки! Ты инсту мою видела? Видела? Триста сорок девять лайков! С тебя лайк для ровного счёта! Обещаешь?

– Ириска, – вклинивается Соня в пулемётный речитатив подруги, зажимая телефон между плечом и ухом. – Ты не знаешь случайно кого-нибудь…

– Кого ещё? – Ириска наконец превращается в слух.

– Кого-нибудь, кто умеет делать больно, – с выдохом отвечает Соня, раздирая кожу на сгибе руки. – Мне надо…

– Оу, – на три долгих секунды подруга замолкает, после чего настороженно спрашивает: – Ты как, в порядке?

– Я не уверена, – Соня тоскливо смотрит на вазу с сушёной герберой, стоящую на краю подоконника – вот-вот упадёт. Стенка у вазы целиком мутновато-зелёного цвета – от налитой когда-то и испарившейся воды.

– Опять вляпалась, да? Это тот самый хмырь? – голосом, преисполненным материнского «я же говорила», риторически спрашивает Ириска. И тут же, опасаясь переборщить с воспитательной беседой, поспешно сообщает: – Ангелика и Даймон – друзья мои – подвал арендуют в центре, там народ и темачит… Вполне себе адекватный… «Клуб Анаконда». Может, слыхала?

– Нет.

– Это потому что он закрытый. Но там клёво. Даже из города народ приезжает. Сейчас…

– Мне бы где без народу, – произносит Соня. – Кого одного.

– Блин, подруга, – усмехается Ириска. – Есть у меня, конечно, один знакомый, в прошлом – тематик. Зовут Монах. Субботняя порка розгами, выбивание дури и всё такое. Но учти, к нему только бронежопики ходили, и к нему ещё ехать… Он о-о-очень странный тип.

– Давай Монаха, – говорит Соня и, хватаясь пальцами за подоконник, пьяно доползает до стола, к стакану, переполненному полусдохшими ручками. С успехом расписывает об обои третью: – Пишу.

Ириска хмыкает, не спеша диктует номер, и Соня записывает его у себя на ладони, задушив в себе мысль, что на этом самом месте когда-то был записан номер другой – Его.

– Расскажешь потом, как пройдёт? – любопытничает подруга.

Та выдавливает из себя усмешку:

– Куда я денусь с подводной лодки, – и торопливо прощается: – Ладно, пока… Мне тут должны позвонить…

– Удачи, – осторожно отвечает Ириска и отключается.

Розгами… Воспоминания о сабдропе51 после той берёзовой ветки накатывают с новой силой. Тело помнит. Спину, исполосованную выпуклыми белыми шрамами, продирает мороз. Лучше бы что помягче, типа кожаной плётки, иначе есть риск не вернуться из дропа.

«То Вам что-то нравится, то уже нет!», – фраза всплывает в памяти и вбуравливается в голову стаей атакующих ос.

Соня стискивает виски кулаками.

«Всё причиняет боль. Всюду, всюду будто торчат лезвия, ядовитые жала, бутылочные осколки и ржавые гвозди, и я натыкаюсь на них, даже когда просто сижу и дышу. Мне надо стать пустотой, превратиться в расстояние между разобщёнными атомами, потому что только это и невозможно ранить. Боль утрамбована во мне слоями, упакована в файлы, архивы, слова. Я не могу так больше. Это невыносимо».

Она берёт из накопительной банки деньги, которые Он дал ей тогда, – так и пролежали рулончиком поверх мелочёвки. Потом закидывает в рот пару таблеток и, скривившись, жуёт их.

Магазин для взрослых находится в супермаркете, где они покупали кроссовки, – она заметила его тогда мельком, кружась от счастья, – кроссовки, любовно заштопанные, постиранные и запакованные сейчас в коробку.

Соня надела их пару раз, да и то в подъезде общаги какой-то хмырь в капюшоне, обгоняя, наступил ей на пятку. Тогда она с такой яростью толкнула его, что он прокатился кубарем от середины лестницы до конца пролёта. Ещё и психопаткой обозвал… Придурок. С тех пор она решила не рисковать – спрятала их совсем.

По стенке, боком Соня доходит до двери, с усилием натягивает сапоги и выходит на улицу. Сапоги эти на каблуках и подарены Айрис, которая раньше меняла обувь чаще, чем мужиков. Натирают до жути.

На небе бездушным пятном сияет чёрное солнце. Тропинка узкая, путь не близкий, мороз продирает до косточек.

Вот железная дорога, где Глория дёрнула её из-под поезда. Соня настороженно прислушивается, резко оборачивается, – никого.

– Да я это, я, – звучит в голове гундосый голос Глор. – Просто такой же магазин есть тут рядом. Смысл тащиться в такую даль?

Соня упрямо идёт вперёд, перешагивает через рельсы.

– Вдруг он тоже там будет, да? – озвучивает её надежду Глория. – За конфетками зайдёт или за авокадо…

– Сучка ты правдивая… – горько смеётся Соня.

…Супермаркет встречает гирляндами, алыми ёлочными шарами, свисающими на ленточках с потолка и незамысловатой музыкой. Красота удручает.

Интимный магазинчик находится быстро, – вход занавешен плотными розовыми шторками и золотистым дождиком.

– Золотой дождь – для тех, кто в Теме! – выдаёт Глор прокуренным голосом бандерши52. – Интересно, а резиновые пиписьки они мишурой обмотали?

– Тебе восемнадцать-то есть? – парирует Соня с грустной усмешкой и проникает за занавеску.

Пышногрудая продавщица, склонившись через прилавок, разговаривает с парнем – среднего роста, обычного вида. Она зыркает на Соню и тут же отводит взгляд. Рядом с ними стоит худощавая стройная блондинка – выбирает духи, поочерёдно открывая и нюхая флакончики. Парень сосредоточенно разглядывает округлые дверные ручки, выложенные на прилавок. Странный ассортимент тут, ничего не скажешь.

– А хвостатые есть? – спрашивает он, так что Соня начинает сомневаться в правильной интерпретации того, что видит.

– На витрине, – дружелюбно кивает продавщица, указывая рукой на вертикальный шкафчик, закрытый стеклянными дверцами – там лежит чёрно-бурый хвост, к которому присобачена ручка.

Краем глаза Соня успевает заметить коробку от неё с надписью «Butt Plug53» и изображением хвостатого девайса в голой округлой заднице. Соня густо краснеет, отворачивается и, подавившись, зажимает ладонью рот.

Так ладно. Смех – смехом…

Плётки – вот они, свисают с потолка подобно новогодним гирляндам – чёрные, опасные. С новой силой окуная в боль, память подбрасывает ей эпизод, когда Он подошёл к ней с флоггером, которым бил до этого свою бывшую. Пережидая приступ, Соня задирает голову, прогоняя набежавшие слёзы. Парень расплачивается, забирает свою покупку и уходит, неловко поднырнув под занавеску.

Словоохотливая продавщица переключается на блондинку:

– Вот, оцените: здесь гардения и амбра, сладковатые восточные ноты. Цветочная доминанта, – она прыскает себе на запястье духами и машет рукой. Открывает новый флакончик: – А здесь… Мужской аромат. Очень популярен в последнее время. Натуральные ферромоны, кардамон, медовый алиссум и китайская абелия! А? Как Вам?

Терпким облаком в тесном помещении магазина разливается запах пороха, мускуса, душистого табака, кардамона и чёрт знает чего ещё! Соня меняется в лице и, подавившись, заходится в мучительном кашле. Тошнота подступает к горлу. Это стопроцентно тот самый запах, – запах, который она узнала бы из миллиона.

– Супер, – кивает блондинка.

– Извините, я на минутку, – продавщица протягивает ей пару рекламных листовок, выходит из-за прилавка и обращается к Соне:

– Девушка, с Вами всё хорошо?

– Да, – глухо отвечает та. – Просто у меня реакция на резкие запахи, – она утыкается носом в ворот свитера и порывисто тычет пальцем в массивную плеть, висящую в углу потолка: – Мне вот это. Покажите, пожалуйста.

– Конечно, – девушка с готовностью раскладывает маленькую стремянку и, взобравшись на неё, ловко снимает плётку с крючка.

Соня трогает шевелящиеся, словно змеи, ярко-красные и чёрные длинные хвосты, и по телу пробегает трепет.

– Я возьму.

…Она выходит из магазина и, попадая в ярко-освещённый холл, вперяется взглядом в пол:

– Я лучше ещё подожду звонка. Он сказал – позвонит.

– Ну да, да, – кряхтит невидимая Глория. – Иногда для счастья нужно так мало: стать конкретно тупой. Так и вижу, как он бежит к телефону, теряя тапки, волосы назад.

– Заткнись! Ц-ц! – цыкает Соня.

– Зато ты теперь при подарке! Прямо от Деда Мороза! – не унимается Глор – её упругий хвост гуляет упругим жгутом по ногам.

Соня прижимает к себе пакет, – только слой целлофана разделяет этот будничный мир